В Индии создана модель самоуправления, которая могла бы возникнуть в КНР в случае предоставления Тибету реальной автономии. Сегодня это никем не признанное государство без территории пытается заново выстраивать отношения как со своими подданными, так и с властями Индии и Китая
По моей просьбе Топдён Тинлей набирает несколько телефонных номеров, но все абоненты молчат. Накануне около ста молодых тибетцев в очередной раз попытались взять штурмом китайское посольство в Дели. Многие были арестованы индийской полицией.
«Вообще-то, я против любых насильственных акций. Проблемы должны решаться мирным путем», — Топдён работает в официальном тибетском культурном центре Tibet House и старается держаться миролюбивой линии далай-ламы. Tibet House сегодня выглядит настоящим островком спокойствия посреди бушующей тибетской диаспоры в Индии. На третьем этаже в библиотеке двое мужчин среднего возраста погружены в изучение рукописей на тибетском языке. На втором скучает смотрительница крошечного музея — судя по записям, здесь бывает не более двух-трех человек в день.
По официальным данным, за границами КНР проживает около 140 тыс. тибетцев, 100 тыс. из которых обосновались в Индии, где находится и официальная резиденция далай-ламы Дхармсала. Несмотря почти на полувековое изгнание, индийские тибетцы сумели сохранить культурную идентичность и даже выстроить модель государства — со своим парламентом, налогами, удостоверениями личности, правительством и премьером. Вероятно, это лучшее из всех видов государственного устройства, которое удавалось создать тибетцам за все время существования этого народа, но и оно сегодня сталкивается с серьезными проблемами.
Тибетцам в изгнании, так же как и их соотечественникам в самом Тибете, приходится искать компромисс между сохранением традиционных ценностей и необходимостью интеграции в более динамичную и современную окружающую культуру. Кроме того, возросшая политическая активность тибетцев постепенно превращается в проблему для индийских властей, обостряя и без того непростые отношения между Дели и Пекином.
Государственный строй
«Бюджет нашего государства очень большой, это много тысяч долларов», — депутат тибетского парламента Цэтэн Норбу важно кивает головой. В парламенте Норбу представляет непальских тибетцев, в Дели он прибыл для координации антикитайских протестов и демонстраций.
Парламент собирается всего два раза в году — в марте, когда утверждается бюджет на текущий год, и в сентябре — для обсуждения других вопросов. В другое время в Дхармсале остаются лишь 10 из 49 депутатов, которые получают зарплату, остальные занимаются собственными делами. Норбу, например, преподает в Тибетском университете Катманду.
Демократические преобразования в тибетской общине начались в 1996 году, когда впервые прошли прямые выборы парламента в изгнании. Изменилась и процедура формирования кабинета министров — все кандидатуры стали утверждаться депутатами. В 1997 году далай-лама предложил провести референдум об отношении к Китаю. До референдума, правда, дело так и не дошло, вопрос был урегулирован после опроса общественного мнения и единогласного решения тибетского парламента — вместо требования о полной независимости от КНР официальные представители тибетцев в изгнании начали добиваться предоставления широкой автономии в составе Китая.
В 2001 году у тибетцев прошли первые прямые выборы премьер-министра. Сам далай-лама теперь называет себя лишь «советником» официальных руководителей, хотя, безусловно, он до сих пор остается реальным лидером тибетцев в изгнании. Во всяком случае, открыто бросать ему вызов пока осмеливаются лишь немногие наиболее радикально настроенные по отношению к Китаю тибетцы.
«Учебные программы, а также культурные или просветительские мероприятия финансируются за счет пожертвований из многих стран мира, но госаппарат существует исключительно благодаря налоговым поступлениям от тибетцев», — поясняет в беседе со мной глава представительства тибетского правительства в изгнании в Дели Темпа Церинг. Тибетское государство руководствуется национальным признаком при отборе подданных, инородцу стать «гражданином» невозможно. Обычные тибетцы в изгнании отдают в бюджет полтора доллара в год, тибетские бизнесмены добровольно перечисляют еще 5–10% от чистой прибыли.
Тибетские анклавы достаточно широко разбросаны по территории Индии. В Дхармсале проживает лишь 12 тыс. тибетцев, в Дели — 5 тыс., в южных районах Индии — около 40 тыс. Связующей нитью становится система образования, через которую проходит большая часть тибетской молодежи. «В Индии существует около двухсот школ с образованием на тибетском языке», — рассказывает заместитель декана Института высших тибетских исследований г-н Самптен. Ежегодно они выпускают около тысячи человек. Среди учеников немало недавних беженцев из Тибета.
«Ежегодно в Индию переходит около двух с половиной тысяч тибетцев, большинство из них дети и молодежь, которые специально приезжают на учебу», — говорит Темпа Церинг. Отучившись, многие возвращаются обратно — налаживать жизнь на родине и помогать родителям.
Союз стариков и молодежи
Большинство индийских тибетцев родились уже в изгнании. Тем, кто помнит время до «мирного освобождения», сегодня уже далеко за шестьдесят. Известный среди делийских тибетцев философ Сонам Цундуп бежал из Тибета в возрасте двадцати двух лет весной 1957 года — за два года до далай-ламы.
«Я из семьи богатых землевладельцев с востока Тибета, китайцы стали нас сильно прижимать, и мы решили бежать, не дожидаясь дальнейших репрессий», — рассказывает он. С Сонамом ушли еще девятнадцать мужчин. Сначала на грузовике доехали до Лхасы. Потом двадцать дней шли через горные перевалы к китайско-индийской границе. Женщины и дети остались дома, они бы не выдержали тягот пути.
Первые новости о родственниках Сонам получил лишь в 1981 году. Сначала переписка шла через Швейцарию, потом были налажены прямые контакты. Сестра и мать умерли «в неволе». Оставшийся в Тибете брат в конце 80−х тоже перебрался в Индию.
Позиция Сонама характерна для многих коренных тибетцев — он хотел бы вернуться, но не намерен получать визу от китайских властей. Сегодня он настроен весьма решительно. «Если мирный путь не работает, мы имеем право на силовые действия. Это наша земля, я поддерживаю любые акции», — говорит Сонам.
Несмотря на почти полувековое изгнание, индийские тибетцы сумели сохранить культурную идентичность и даже выстроить модель государства — со своим парламентом, налогами, удостоверениями личности, правительством и премьером
Главным возмутителем спокойствия в тибетской общине считается Тибетский молодежный конгресс. «Среди двухсот арестованных за нападения на китайское посольство сто сорок членов нашей организации», — с гордостью рассказывает мне один из лидеров конгресса Кончок Янфел. Мы встречаемся на Джантар-Мантар — район вокруг этого индийского астрономического памятника XVIII века в последние две недели стал центром тибетских акций протеста. С середины марта здесь проходит бессрочная «голодовочная эстафета». Тибетцы голодают по 12 или по 24 часа, сменяя друг друга каждые сутки. Даже днем в рабочий день здесь собирается несколько десятков человек. «У нас небольшой бизнес в Дели, но мы пришли, чтобы выразить наше возмущение», — молодой человек с повязкой «free Tibet» на голове просит не называть его имени.
Тибетский рынок в Дели, кстати, закрыт уже две недели. Торговцы таким образом выражают свой протест против действий китайских властей.
Я спрашиваю Кончока о разногласиях с далай-ламой по вопросу независимости Тибета. Он говорит, что это нормальная ситуация в демократическом обществе. «Готовитесь ли к боевым действиям? Есть ли лагеря подготовки?» — эти вопросы ставят Кончока в тупик. Сначала он говорит, что «военизированных подразделений нет», потом — «лучше напишите: без комментариев». Союз тибетской молодежи, объединяющий четверть тибетцев в изгнании, пытается выдержать имидж таинственной, но мощной структуры. Ведь в последние недели он пользуется спросом у журналистов — в визитнице представителя союза карточки большинства ведущих западных СМИ.
Нулевые шансы
«Партизанская война в Гималаях? Не смешите меня, это невозможно», — мой собеседник генерал индийской армии в отставке Винод Сайхал в начале 90−х командовал индийскими подразделениями на границе с Китаем и хорошо знает местность, о которой идет речь. Несколько месяцев назад его пригласили в Дхармсалу встретиться с активистами Тибетского молодежного конгресса. «Они все спрашивали меня, что они реально могут сделать. А что я скажу? У них нет ни единого шанса», — говорит генерал.
По его словам, в Гималаях действительно существуют районы, неподконтрольные ни китайским, ни индийским властям, но выжить там могут лишь местные жители. Родившиеся в Индии тибетцы просто не готовы вести активные действия в таких условиях. Для этого необходима очень хорошая горная подготовка. «Кроме того, им нужна будет надежная база в Индии, а индийские власти никогда на это не пойдут», — уверяет г-н Сайхал.
Среди тибетцев есть люди с приличным военным опытом, но с каждым годом их становится все меньше. В 60–70−х годах прошлого века тибетцев активно вербовали в ряды так называемых ладакских скаутов — полувоенного объединения, базировавшегося в Ладаке, одной из частей беспокойного Кашмира. Кроме того, в 1962−м были созданы Special Frontier Forces, состоявшие почти полностью из тибетцев и поначалу занимавшиеся патрулированием индо-китайской границы, а затем и проведением различных антитеррористических операций. Но в последние годы все меньше тибетцев выбирают тяготы военной жизни. «Индийские тибетцы больше не горят желанием вступать в эти подразделения, их больше привлекает мирная деятельность», — утверждает Винод Сайхал.
«Это все слова. В сердцах тибетской молодежи бушует ярость, которую можно понять, но шансы на успех военных действий равны нулю», — заключает индийский военный.
Между Дели и Пекином
Но даже без военной составляющей тибетский вопрос постепенно превращается в проблему в отношениях между Дели и Пекином. После первого штурма китайского посольства в Дели китайский МИД вручил послу Индии в КНР ноту. Причем китайцы вызвали посла на ковер в два часа ночи, что обернулось бурей протеста в индийских СМИ и... молчанием со стороны индийских властей.
«Мы будем и дальше придерживаться заявленной позиции. Мы рады видеть далай-ламу в Индии, но не хотели бы, чтобы его присутствие осложняло отношения между Дели и Пекином», — заявил «Эксперту» высокопоставленный источник в индийском правительстве. В соответствии с соглашением между далай-ламой и индийским правительством духовный лидер тибетцев обязался не заниматься политической деятельностью на территории Индии. Сегодня это соглашение выполнять все труднее и труднее.
Эскалация ситуации в Тибете привела к новому раунду общественной дискуссии вокруг пограничных споров между Китаем и Индией. После индо-китайской войны 1962 года Китай занял территорию, которую Индия до сих пор считает своей. Ряд экспертов предлагает использовать тибетский вопрос для давления на Китай — Центральная тибетская администрация в изгнании в целом согласна с индийскими территориальными требованиями. Индийские газеты регулярно сообщают о маневрах китайских войск вдоль «линии актуального контроля» (так реально сложившуюся пограничную линию называют и в Дели, и в Пекине) и даже о частых вылазках китайцев на индийскую территорию. «Я видел китайскую территорию с вертолета, они вырубили все леса в радиусе нескольких километров и создали очень мощную военную базу. С индийской стороны все намного скромнее, мы думаем об экологии», — рассказывает Винод Сайхал.
«Тибетцы мешают нам выстроить наконец нормальные отношения с Китаем. Они наши гости и должны вести себя подобающе», — говорит мне владелец небольшой фотостудии в центре Дели. Сегодня тибетцы защищены высочайшим авторитетом далай-ламы, которого в Индии многие считают «вторым Ганди». Но далай-ламе уже семьдесят два, и он не вечен. После смерти духовного лидера положение тибетцев в Индии может ухудшиться — во всяком случае, им вряд ли позволят продолжать агрессивные акции протеста.
Еще хуже ситуация в Непале, где находится второй по величине после Индии тибетский анклав. По данным индийских СМИ, наведением порядка в Катманду занимаются в том числе и китайские военные, переброшенные туда из западных районов Китая. Здесь антикитайские демонстрации подавляются намного жестче, чем в Дели.
Вопросы интеграции
Сегодня тибетская община застыла между Китаем и Индией. Большинство тибетцев отказывается от получения индийского гражданства, предпочитая официальный статус беженцев, — так они сохраняют моральное право на возвращение.
«Существует негласный барьер, мешающий отказаться от статуса беженца. Если ты не беженец, то уже и не совсем тибетец», — поясняет депутат тибетского парламента в изгнании Юдон Аукацанг. Разбросанные по огромной Индии тибетские поселения стараются всеми силами сохранить свое культурное единство. Очень часто это идет в ущерб интеграции в индийское общество — многие тибетцы почти не пересекаются с индийцами и плохо говорят на хинди. Отсутствие индийского гражданства закрывает им возможности для работы в государственных органах или занятий, связанных с регулярными международными поездками.
До 1996 года преподавание в тибетских школах велось в основном на английском языке, но сейчас до пятого класса используется только тибетский. В ближайшие годы тибетские власти собираются расширить преподавание английского языка. «У выпускников тибетских школ обычно очень плохой английский. Это превращается в проблему при поиске хорошей работы», — утверждает вице-президент студенческой ассоциации тибетцев Лобсанг Дэнцинг.
В результате многие молодые светские тибетцы занимаются тем же, чем их родители: торгуют свитерами, ведут другую мелкую торговлю или работают внутри общины. Озабоченные сохранением нации, тибетцы редко женятся на местных жительницах, да это и не очень просто, учитывая кастовую систему индийского общества. Все это приводит к изоляции тибетцев внутри Индии. Тибетское поселение в делийском районе Маджнукадили выглядит почти как монолитная крепость, физически противопоставляющая себя соседним индийским постройкам.
Тибетцы, даже рожденные в Индии, до сих пор мечтают вернуться в Тибет. Но для них это скорее идеализированная земля предков, чем реальная территория с крайне тяжелыми климатическими и природными условиями. Индийские тибетцы не учат китайский язык, это значит, что в случае предоставления краю автономии у них возникнут проблемы с поиском хорошей работы внутри Тибета. Фактически единственной возможностью возвращения для них становится полная независимость от Китая, но этот вариант вряд ли реализуем в обозримом будущем. «Если китайцы согласятся на автономию, это будет проблемой для нас — нашей целью останется независимость Тибета», — говорит Кончок Янфел.
Сам далай-лама признает существование диссидентов в тибетском сообществе. «В последние годы я слышу все больше критики моего "среднего пути". Даже мой старший брат говорит, что я продал интересы тибетцев. Это связано с неудачей переговорного процесса между нашими представителями и Пекином», — заявил духовный лидер тибетцев на пресс-конференции в Дели, отвечая на вопрос корреспондента «Эксперта».
Все последние недели далай-лама был подчеркнуто дружелюбен по отношению к китайцам. Он много рассказывает о своей поездке в Пекин в начале 1950−х, о своей тогдашней очарованности Мао и коммунизмом и даже о намерении вступить в КПК. «Тибет — экономически отсталый регион. Мы рады любой помощи со стороны Китая», — говорит он. Далай-лама призывает не ставить крест на мирных способах урегулирования и подождать хотя бы «еще несколько месяцев».
Готовы ждать и радикальные тибетские активисты. «Пока жив далай-лама, его позиция будет главной для большинства тибетцев. Но потом ситуация изменится», — говорит Кончок Янфел. По его словам, сторонники независимости Тибета готовы отстаивать свою точку зрения перед всеми тибетцами в изгнании.
Вряд ли радикализация зарубежных тибетцев превратится в серьезную проблему для китайских властей. Но сама тибетская диаспора может оказаться перед угрозой раскола, который перечеркнет все пятидесятилетние усилия по поддержанию единства внутри тибетской общины.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах