Добавлено: Пт Ноя 07, 2014 3:15 am Заголовок сообщения: Легенды русского балета. Нина Тимофеева
На фото: Нина Тимофеева (Хозяйка Медной горы) и Владимир Васильев (Данила) в балете "Каменный цветок" на музыку С. Прокофьева, хореограф Ю. Григорович. 1959 г.
Фильм-балет «Московская фантазия» с участием Нины Тимофеевой и Александра Годунова. 1971 год.
Сценарий, постановка и хореография Натальи Рыженко и Виктора Смирнова-Голованова. Режиссёр В. Артёмов.
На фото: Нина Тимофеева (Одетта - фото 1, Одиллия - фото 2) и Марис Лиепа (принц Зигфрид) в балете «Лебединое озеро» П. И. Чайковского. Хореография А. А. Горского и А. М. Мессерера.
Добавлено: Ср Дек 24, 2014 6:43 am Заголовок сообщения: Легенды русского балета. Нина Тимофеева
На фото: педагог Наталья Александровна Камкова (1907—1973) (в центре) со своими ученицами Аллой Сизовой (1939—2014) (слева) ( http://www.indiandance.biz/viewtopic.php?t=6054 ) и Ниной Тимофеевой (1935—2014) (справа). Около 1960 г.
Добавлено: Сб Янв 03, 2015 2:39 am Заголовок сообщения: Легенды русского балета. Нина Тимофеева
Нина Тимофеева: привилегия памяти
...Однажды мне позвонил композитор Кирилл Молчанов, что случалось весьма нечасто - он предпочитал, чтобы все звонили ему - позвонил и попросил приехать. "Только не на Студенческую, - предупредил он, - Я теперь живу по другому адресу".
И вот я иду по Брюсовскому переулку: Союз композиторов, знаменитый пятачок-скверик, Малая церковь Вознесения на Вражке, дом Художественного театра, стоящий стена в стену с ней.... такие знакомые с отрочества места... поднимаюсь и звоню в дверь. Мне открывает сам Кирилл Владимирович с разрывающимся от лая пуделем Маней на руках, незнакомая женщина кивает из глубины длинного коридора, завешанного и заставленного полками с книгами, проходим пустую комнату-залу с зеркалом во всю стену и станком вдоль неё и закрываемся в кабинете... "Это моя новая теща, Фрида Фёдоровна, - кивает назад Молчанов, - я теперь здесь живу...".
Так впервые я попал в квартиру солистки Большого театра, народной артистки СССР и лауреата всяческих премий Нины Владимировны Тимофеевой. А позже узнал, что это квартира, в которой прежде жил Василий Иванович Качалов. Я никогда не пишу о семейных делах своих друзей, соавторов, героев размышлизмов. И в данном случае не отступаю от правила.
В этот ли, в другой ли раз, когда зашёл разговор о балете, и я обмолвился, что не могу никак попасть на премьерный "Спартак", Молчанов сразу загородился руками и запротестовал: «Это не ко мне! Это к Нине! Контрамарки у неё!». Я молчал, не понимая, в чём дело, ведь он как-никак директор Большого театра! И кто такая Нина?..
– Вы не знакомы? Сейчас познакомлю!
Так и состоялось моё знакомство с Ниной Владимировной Тимофеевой, балериной, которую охарактеризовать эпитетами невозможно – их просто совершенно недостаточно и нет необходимых в великом русском языке.
Я действительно ничего не знал – ни о том, что Молчанов ушёл от прежней жены и женился на Тимофеевой, ни о том скандале, который затеяли двуличные чиновники, его и её недоброжелатели, ни о всей закулисной грязи, которую выливали на них... поэтому моё ошеломление было совершенно откровенно очевидно и позабавило и, по-моему, обрадовало их обоих...
Эта балерина, которая виделась мне из зала высокой и неодолимо, неприступно уверенной, вблизи оказалась совсем небольшой, с замечательно застенчивой и бесконечной улыбкой, а дом этот с того первого мига стал не только открытым и близким для меня, но родным...
Артистический мир вообще странный и необъяснимый, а балетный – особенно... Три стены, обитые тёмно-красным шёлком и раздвигающиеся в четвёртой зеркальной, шесть старинных стульев вдоль окон напротив станка, тихо звучащая из маленького стереомагнитофона мелодия и великая балерина, будто не сидящая, а парящая над креслом с иголкой в руках, склонившаяся над лежащими на коленях пуантами, пришивает к ним перед спектаклем шёлковые неширокие ленточки... я не могу оторвать взгляда от ловких пальцев, от этих балетных крыльев, которые будут мелькать, вызывая восторг зала...
- Ты придёшь завтра на репетицию? – спрашивает Тимофеева.
- Конечно! Конечно! – отвечаю я
- Тогда заезжай за мной, чтобы не заказывать пропуск – пойдём вместе!
Назавтра я следую за Ниной Владимировной в 16-й подъезд Большого мимо вахтёра, с подчёркнутым интересом (как же: новый мужчина рядом с балериной) рассматривающего меня, ибо вместо пропуска Тимофеева роняет: "Это со мной!" и для убедительности вполоборота ухватывает меня за рукав куртки...
Сегодня у Тимофеевой новый партнёр – Анисимов... и что-то не ладится в поддержках, оба они нервничают, а я сижу у зеркальной стены, наполовину спрятавшись за роялем, и чувствую некую вину и неловкость оттого, что допущен в мир, который не должен быть открыт зрителю, по моему глубокому убеждению... я не хочу быть свидетелем этой черновой кровавой работы, не хочу не потому, что боюсь разочароваться, не потому, что мне это неприятно – нет! Всё наоборот! Я учусь тут великому упорству и жертвенности, этой беззаветной самоотдаче и ответственности артистов на рядовой репетиции, как перед самым решающим шагом в жизни! Нет, нет и нет!
В зале лишних - я один! А всего нас четверо: концертмейстер, Тимофеева и Анисимов. Потные и раздражённые, наконец, они прерываются, усаживаются по-турецки на пол посреди зала и что-то негромко обсуждают, жестикулируя и останавливая руками другу друга... мне невозможно прервать эту работу, но изнутри что-то гонит подойти и извиниться за моё присутствие, ибо я уверен, что мешаю, из-за меня не получается что-то, чего я не вижу и не понимаю.... Но нет, невозможно подойти: артисты работают!
Я совсем не в своей тарелке... и тут на счастье скрипнула дверь, и входит Васильев, и артисты встают ему навстречу!
"Володя, Володя!" - Нина Владимировна подзывет меня и знакомит. Несколько минут лёгкого разговора и, наконец, я нахожу миг, чтобы вставить свои извинения и намерение уйти...
- Ты спешишь? – удивляется Тимофеева.
- Нет, но мне кажется, я мешаю вам и поэтому у вас что-то не получается...
Она долго смотрит на меня, чуть подвигается и, пристально уставясь в глаза, резюмирует:
- Ты знаешь, что плохому танцору всегда мешает? – и сама же утверждающе кивает. - Когда я работаю, мне ничто помешать не может! Сиди, пожалуйста, не уходи! Я хочу чтобы ты посмотрел... – и без перерыва: - Спасибо!
Она всегда, везде, всем говорит спасибо... Поначалу я не внял этой манере... западной, как мне кажется...
И действительно, я вспоминаю свою недавнюю молодость, когда у меня не было не только стола, но даже дома... Я забирался на конечной остановке у Даниловского рынка в пустой троллейбус № 10 на заднюю длинную скамейку в левый дальний угол и ехал в нём, переполненном, по Садовому кольцу, по круговому маршруту больше часа, а потом опять, на конечной остановке у Даниловского, отрывал себе билетик за четыре копейки и снова совершал круг по Москве... Ничто не мешало мне чирикать в блокнотике на коленях корявыми от тряски буквами стихи... многие из них вошли в мои книжки, многие стали песнями, пережили крах страны и не затерялись до сих пор...
Моей наивности тогда, как мне кажется, не было предела.
Вот я жду Нину Владимировну в Шереметьево, возвращающуюся после очередных гастролей, стою в толпе встречающих, раскланиваюсь с проходящими мимо – Максимова, Васильев, Адырхаева, Анисимов... ну, наконец-то! Нина Владимировна! Видно, что она устала... глаза грустные, я за рулём, в машине нас двое, мельком, отрываясь от дороги, смотрю на неё и спрашиваю:
- Соскучились, наверное, ужасно? – чувствую на себе её взгляд и оборачиваюсь...
- По чему?
- Ну, - мнусь и предполагаю я, - По Москве, по театру, по своим, по маме, по Надюше... – она выдерживает паузу...
- Правда, соскучилась… по своим… Только, знаешь, мы когда уже подлетали к Москве, уже буквально над Шереметьево я с ужасом считала, сколько мне здесь дней торчать до следующих гастролей? Три месяца, представляешь?!..
Я ошеломленно молчу. Я не представляю, но моё образование движется семимильными шагами – разве случайно после каждых гастролей театр не досчитывается своих артистов? Разве бегут от хорошей жизни? Разве свободу дозируют по прихоти директора театра (уже не Молчанова), режиссёра и балетмейстера, а гастроли назначают как высшую награду?! И кому?
Чиновники решают за артистов, принять или не принять им приглашение на участие в спектакле, партийные бонзы выстраивают мизансцены жизни выдающихся личностей, которых годами ждут лучшие сцены и залы мира...
Как наивно сегодня всё это звучит! И разве тогда, давно, в нашем советском доме, превращённом в тюрьму на 270 миллионов человек, мы не знали этого?! Смирились? Наверное. Как это ни горько признавать, приспосабливались, но не видели выхода и не верили, что доживём до иных времён и порядков...
Вряд ли в таком коротком тексте необходима последовательность дат и событий, к тому же и малая часть их всё равно не уместится здесь... Я уже много раз оговаривал в размышлизмах, что ни в коем случае не стремлюсь писать биографию моих героев – портрет, попытку заглянуть в их глубину и понять их на основе наших встреч, событий не общеизвестных, а лишь тех, что доступны нам двоим...
Мне тогда казалось, что Тимофеева востребована и удовлетворена своей работой – она Эгина в первом премьерном составе "Спартака", и я не могу выразить и передать счастья, в которое погружаюсь, видя её на сцене с Владимиром Васильевым, Марисом Лиепой, Михаилом Лавровским... после спектакля в её немаленький домашний репетиционный зал войти невозможно – он весь уставлен вазами, бутылями, вёдрами (!) с цветами, она работает, как каторжная, не в переносном, а в прямом смысле слова – по шесть часов каждый день! У станка, в зале, на сцене, одна, с партнёрами, она снимается в телефильмах и сама ставит танцы, пишет и издаёт книгу “Мир балета”... когда я впервые увидел её пластическое откровение на музыку "Стабат Матер" Перголези – не стесняясь, плакал...
У Тимофеевой бенефис в Большом в честь круглой даты её работы на этой сцене. И вот она, потрясающая Мехменэ Бану в блестящем балете Арифа Меликова "Легенда о любви"... Я сижу близко, совсем близко, и ясно вижу, как в центральной сцене партнёр Тимофеевой (фамилию не называю по понятной причине) неудачно приземляется после прыжка, падает, его лицо искажено от боли, и он буквально уползает в кулисы... уверен, что у тех, кто знает спектакль, а в зале много профессионалов, замерло сердце: надо закрывать занавес и... бенефис испорчен! Но... Тимофеева... Нина Тимофеева! Взгляд - посыл дирижёру, и ни секунды заминки! Теперь труднейшую сцену она исполняет одна! За двоих! Нет, публика ни о чём не догадалась! Овации! Зал бушует и засыпает её цветами!.. Я чувствую, как колотится сердце и пытаюсь успокоиться – ведь миновало, миновало... но как она смогла совершить такое! Какими нервами, каким умением, какой верой?!
- Что случилось? – спрашиваю я, когда грома отгремели.
Нина Владимировна смотрит на меня, и чувствую - еле сдерживается:
- Представляешь? К. сломал ногу... думали, растяжение, вывих, порвал связки... оказалось – перелом…
А вы, читатель, никогда не видели ноги балерины после спектакля? За сценой, дома? Эти лёгкие, порхающие, нежно перетянутые крест-накрест розоватыми ленточками на щиколотках, в шёлковых блестящих, сверкающих пуантах? Не видели, когда они свободны от одеяния и на них невозможно наступить от боли, гематом и кровоподтёков... и не надо! Не надо вам этого видеть!
И я ещё раз убеждённо утверждаю, что нечего делать зрителю за кулисами театра – и описать это невозможно, впрочем, как и сам танец. Одно искусство не имеет права подменять другое! Я не берусь передать словами сам танец. Другое дело - чувства, которые он рождает...
Но всё же, чтобы избежать субъективности и дилетантства, и поскольку за пушкинским "блистательна, полувоздушна" всё равно не угнаться, предоставим слово знаменитому и рискующему это делать Виталию Вульфу:
"Мехменэ-Бану в балете Григоровича "Легенда о любви" изумляла дьявольской энергией. Технические возможности Тимофеевой казались беспредельными, словно трудностей для нее не существовало. Динамика движения передавала силу внутреннего порыва, страстную натуру, она выполняла головоломные трюки, но у нее они были выражением напряженнейшей внутренней жизни. Недавно Юрий Григорович признался, что Мехменэ-Бану лучше всех танцевала Тимофеева, но и в "Спартаке" она была лучшей Эгиной.
О виртуозности ее танца слагались легенды в балетном мире. За его пределами она была скромна. Природный ум, такт и истинная культура берегли ее, она не суетилась, а работала и очень много танцевала. Когда Васильев ставил балет на музыку Молчанова "Макбет", Тимофеева танцевала леди Макбет. Не случайно в классическом репертуаре Тимофеева не всегда достигала высот, которые открывала в современных балетах. Ее редкому таланту близки остроконфликтные и драматические ситуации. В ней - особая пластическая выразительность. Ей особенно удаются темы борьбы и смятения, душевного надрыва, спрятанного от глаз. Балетная мелодрама ей чужда. Ее сценический мир - это мир страдания. Танцуя Мехменэ-Бану в "Легенде о любви", Нина Тимофеева передавала ощущение скорбного торжества. Для того чтобы не сломаться, она выпрямлялась. Невозможно забыть "взмахи ее повелительных батманов" (выражение Б. Львова-Анохина), вихрь ее вращений, позы, повороты, чеканность остановок. Она никогда не теряла психологической логики, ее лицо было полно муки и какой-то лихорадочной работы мысли. Сложности пластики зрителю были незаметны. Хореография Григоровича была ей особенно близка - соединение графической четкости рисунка с психологической многозначностью.
Когда она танцевала Эгину в "Спартаке", то в ее монологах, в стальной упругости ее движений были очевидны все расчеты и просчеты знатной куртизанки. В ее соблазнительных танцах был нескрываемый цинизм. Тимофеева демонстрировала не только высокое танцевальное мастерство, но и искусство актрисы".
Не берусь оценивать эту цитату. У каждого свои мерки. Мне ближе другое высказывание в одну строку, но крупно – на весь свет!
Во время гастролей Большого в Италии со спектаклем Кирилла Молчанова “Макбет” итальянская пресса утверждала: "Нина Тимофеева – величайшая трагическая актриса мира". Я держу в руках эту газету и благодарен тому, кто написал и крупно поперёк первой полосы напечатал это. Балерина – трагическая актриса – вот в чём праведная суть, уникальность и величие этой неповторимой женщины!
Нина Тимофеева пришла в Большой из Петербурга с вагановской школой, что само по себе уже драматично, ибо соперничество двух школ (московской и петербургской) – это был принципиальный спор… но балерина не только не затерялась в когорте блистательных танцовщиц, начиная с Галины Улановой, которая на многие годы стала её учителем, другом, наставником, а потом и репетитором, она, Нина Тимофеева, сразу встала в первую линейку и танцевала с первого дня все труднейшие заглавные партии репертуара первого театра страны.
А соперничать было с кем! Все великие имена балета середины и второй половины двадцатого века собрались на главной сцене страны... И Тимофеева среди них была не только в первой линейке, но неповторима и незаменима... Некоторые партии танцевала без дублёра! Больше того, специально для неё создавали репертуарные произведения! Упомянутый выше в цитате балет Кирилла Молчанова "Макбет" был написан специально для Нины Тимофеевой, любимой жены композитора, и стал её величайшим триумфом. В этом произведении замечательного композитора, мелодиста и драматурга нет ни одной проходной ноты, ни одной служебной сцены, и все персонажи были исполнены мастерами самого высокого, мирового класса... но сколько труда стоило не поставить, а "пробить" постановку! Ведь хореографом выступил Владимир Васильев, а не диктатор-монополист Григорович. Не хочу оценивать его персону, да и не место для этого, мне всегда были не по душе его работы, и я писал после исковеркованного им вместе с художником Вирсаладзе "Лебединого озера":
Постигнув, что судьба слепа,
Решил свои повысить акции,
И из балетов Петипа
Печёт он "новые редакции"
Это его выражение, формула "новая редакция" - без спроса и стеснения. Мёртвые молчат, а своя рука – владыка!
Я не за демократию в театре, но категорически против служебного диктата, когда должность и кресло становятся аргументами в художественном споре, когда исполнителя хотят превратить в бессловесного раба, которого можно казнить и миловать по собственной неконтролируемой прихоти!
У каждого своя стезя в искусстве. Не берусь ни судить, ни осуждать, но когда в одночасье, пользуясь властью, Юрий Григорович уволил из театра весь цвет балета: Плисецкую, Тимофееву, Максимову, Адырхаеву, Васильева, Лавровского... под лозунгом "Дорогу молодым" и оставил в труппе свою жену Бессмертнову, любому, совершенно непосвящённому в закулисную кухню, стало ясно, что это не творческий порыв, а циничное сведение счётов... Почему он не начал с себя, уже явно творчески выдохшегося? Да потому что власти любезны и нужны были личности не только способные, но, прежде всего, послушные...
Кстати, замечу по справедливости, - не похоже, что после ухода Григоровича новым руководителям балета Большого удалось исправить ситуацию в театре… Зависть или капризы в угоду вкусовщине – могучие силы сопротивления… Поэтому и не добрался до сцены написанный Кириллом Молчановым балет "Три карты" по пушкинской "Пиковой даме". Он был также создан для Нины Тимофеевой. Я вникал в либрето (по просьбе Молчанова), когда ещё сочинялась музыка, и новое интересное, неожиданное прочтение и понимание пушкинского текста давало и новые возможности замечательному мелодисту-композитору. Вернее сказать, он сам давал себе эти возможности, поскольку либретто, как и всегда, принадлежало его перу...
Слава Богу, балет не пропал и был поставлен на телевидении, снят на плёнку: это прекрасный дуэт Молчанова и Тимофеевой.
Общение с этими двумя выдающимися художниками помогло мне поскорее избавиться от последних остатков не то что бы веры, но доверия к тому, что довлело над нами, над страной, над искусством, над каждым человеком, обречённым жить при той власти.
Нина Владимировна - творец самоотверженный и неугомонный, отдыхать никогда не умела. Одной из первых привезла из очередных гастролей огромную, тяжеленную (тогда других не было) видеокамеру, и дома после репетиций и спектаклей просматривала материал, чтобы самой со стороны оценить свой танец. Её сомнения, неуверенность, незаметность - всё будничное, заканчивались с первым тактом танца – когда она находилась на сцене, взгляд зрителя не мог оторваться от неё, какая-то удивительная притягательность, магнетизм, что-то необъяснимое, что именно, наверное, и составляет предмет искусства... из маленькой женщины она преображалась в неотразимую великую актрису...
Вспоминается, как знаменитого Павла Орленева спросили, как он при таком маленьком росте и искажённом "р" играет Гамлета? Ответ был обескураживающе прост: "А я гасту на сцене, гасту!".
На мой взгляд, её "Танец с шарфом" в «Макбете» уже перерастал жанр – это было некое общение со зрителем, с миром на волновом, космическом уровне. И, казалось, ничто не может прервать это общение, но...
Кирилл Владимирович очень любил этот балет, не пропускал спектакли, когда танцевала Нина, а дублёрши у неё не было...
Как-то накануне спектакля он позвонил мне из Дома творчества композиторов в Рузе и попросил за ним заехать, чтобы вместе пойти на "Макбет"...
Назавтра, в воскресенье, я уже собирался в дорогу, когда мне перезвонили, что Кирилла Владимировича подбросят друзья, которые собирались в Москву, и чтобы я приходил прямо в театр...
Сегодня мне трудно даже объяснить, почему я не пошёл тогда на спектакль. Что удержало меня?.. Тимофеева знала, что Молчанов в ложе... она была, говорят, как всегда великолепна... В перерыве Кирилл Владимирович не зашёл к ней... Ей объяснили, что он себя неважно чувствует...
Но... это была неправда – сердце его остановилось в конце первого акта. Остановилось мгновенно... скорая ничего не сумела сделать... срочно послали за балериной, которая смогла бы заменить Тимофееву, хотя, повторюсь: у неё не было дублёрши... антракт затягивался... появилась артистка на замену... пришлось сказать правду Нине Владимировне, и... она отказалась покинуть сцену... она дотанцевала спектакль до конца... в память Кирилла...
Мне позвонили в антракте спектакля, сказали, что случилось, но я не поверил! Не знал, что делать... А кто знает, как можно утешить человека в такую минуту?!
Я не чувствовал своей вины в том, что не пошёл на спектакль – разве что-то могло спасти его, замечательного композитора, настоящего друга... и как это ни пафосно звучит, но ведь поистине он умер на поле боя, в Театре, который он любил, для которого много сделал и который отнял у него не один год жизни...
Здесь мне хочется поставить длиное многоточие, чтобы читатель вслед за автором мог сам представить две картины: в зале, в директорской ложе и за кулисами... И ... помолчать... Ибо нет таких слов, которыми можно описать происходившее. Ибо "мысль изреченная – есть ложь", и жизнь не укладывается в рамки предположений и в строки предложений...
Когда мы с Ниной Владимировной разбирали бумаги, ноты, записи, либретто Молчанова, мне в руки попала и маленькая книжечка-блокнотик с закруглёнными потёртыми углами, исписанная плотно-плотно. Это оказался дневник Тимофеевой, очевидно, подаренный мужу после того, как они поженились... Так случайно я вторгся в чужую тайну... сейчас впервые по прошествии многих лет признаюсь в этом публично.
Ни одной строки не выписал я оттуда, ни одной фразы, и никому не сказал о том, что держал в своих руках, но радость после волнующего чтения этих страниц, от ощущения, что так бывает на свете, что любовь – это и есть жизнь, - это чувство до сих пор не покидает меня.
Вот ведь как устроена жизнь: сюрприз через мгновение становится привычным... Я с трудом нахожу в Иерусалиме необходимый адрес, и мы оба с ней не сдерживаем чувства – обнимаемся и вытираем слёзы!.. А потом вчетвером с Ниной Владимировной, её дочкой Надей, чудесной балериной, и моей женой пьем чай в окружении бесчисленных собак и кошек, которые нашли приют и защиту в доме великой артистки! Да что им до этого!
Кстати сказать, и до сих пор все годы в доме Тимофеевой всегда есть место брошенным, сирым, обездоленным животным, поскольку в стране нет государственной службы их спасения...
И вот мы смотрим видео недавнего спектакля, в котором на сцене две Тимофеевы в сшитых ими самими костюмах, в окружении своих партнёров-учеников... Нина в отличной форме, но... конечно, для неё нужны и другая сцена, и другого уровня коллеги... но она с великим энтузиазмом и преданностью помогает Израилю создать свою Балетную труппу при Иерусалимской Академии музыки и танца...
Я не воспоминания пишу, но размышляю... Мне не по душе происшедшее за последнее время – Нина Тимофеева не сдалась, она преодолела непонимание и там, в демократической стране, которая её пригласила, а затем в 2002-м отказалась помогать и решила закрыть "балетную" программу, чтобы сэкономить деньги... Что сказать? Дураков везде хватает, к сожалению! Дело же не в том, что страна пригласила балерину, а в том, что она согласилась! Ибо известно, что лучшие сцены мира были счастливы, когда на них выходила Нина Тимофеева, и любой театр, каждая балетная школа, музыкальная академия в мире предоставили бы балерине такого высочайшего класса всё, что смогли бы, лишь бы “заполучить” её!
Я тогда написал статью в русскоязычную прессу Израиля, где назвал всё своими именами... Не выходцы ли из России приняли там "мудрое" решение?! Ведь матушке-родине ничего и никого не жалко! И всегда так было! Барышников и Макарова в Америке, Плисецкая в Испании, Деревянко, Таранда... Господи, какой длинный список... и Надя Тимофеева уехала, бросив "Молодой балет" всё того же Григоровича...
Конечно, великая балерина Тимофеева достойна не таких условий жизни и работы, но!.. Она так горячо, заинтересованно говорит о том, что делает:
- Знаешь, я счастлива!..
- Но ведь затраты не по отдаче... и здесь так жарко... – возражаю я.
- А мне, представляешь, в самый раз! И дышится легко!.. – И я с ней не умею и не хочу спорить...
Настоящее искусство действительно самодостаточно, ему не нужны ни реклама, ни широкое потребление, вообще, кажется, двадцатый век подвёл жирную черту под прошлым, прежним... куда уж дальше, если великим писателем, которого награждают, в России стала Донцова, а на Западе величайшими бестселлерами всех времён - "Код да Винчи" и "Гарри Поттер"...
Сорок лет назад мир потрясла книга Сэлинджера "Над пропастью во ржи". Потрясла не на мгновение, не на час – осталась на долгие годы... мир не заметил, как скатился с тех высот до вышеупомянутых поделок! Мир беспокоится, чтобы не вымереть от загрязнения и потепления, а не дошло ли человечество до крайней черты потому, что дух его в детстве питают "поттерами" и, повзрослев, он востребует такие "коды" и прочий подобный духовный "фаст-фудовский" набор?
Конец света не объявят по радио! Его каждый день показывают по телеканалам: смерть, кровь, террористы, катастрофы. А нажми кнопку, и рядом - махровая попса и разнузданная порнуха... извините, читатель, за употребление этих слов, они заваливают нас ежечасно...
Когда-то, в глухую мрачную пору сусловщины и, соответственно разгула мракобесия и антисемитизма, в России поэт Юрий Смирнов написал:
Лишь о футболе и не боле
Глаголет русский человек...
Это тогда спорт сделали политической категорией и отвлекали им, и забивали мозги гражданам, чтобы не сосредотачивались на истинных проблемах. Сегодня к спорту повсеместно добавили ширпотреб культуры: попсу, блатняк, порно, безтемье, бездумье, вседозволенность и вседоступность интернета... Надо ждать ещё какого-то конца света, Апокалипсиса?.. Или миру нужен новый идол, который примет муки за все грехи человеческие?..
В середине восьмидесятых Москву всколыхнули постановки Владимира Васильева, особенно они выделались на фоне балетной рутины. "Судьба артиста" стоит пред глазами. Страстные ритмы танго и вся жизнь - от маленькой хрупкой девочки, только что вставшей на пуанты (Надя Тимофеева) до трагической фигуры прошедшего огни и воды человека, артиста... В этом мини-спектакле даже самые первые шаги выхода на сцену Нины Тмофеевой из кулисы заставляли затаить дыхание. Её танец входил в душу, сердце, мозг, память – заполнял меня целиком, чтобы не только остаться там, но стать мерой. Точкой отсчёта истинного. Такая духовная сила дана немногим артистам. Она свыше - и навсегда.
О Тимофеевой много написано. Порой подробно. Редко проникновенно – больше о фактах биографии общеизвестных и о гастрольных успехах, а ведь чудо в том, что в маленькой женщине происходила и происходит несопоставимо гигантская работа, тонкая, сложная, интеллектуально мало доступная простым смертным, а результат этой работы так кажущеся эфемерен и легок... Может быть, Нина Владимировна и не очень страдает от финансовых нехваток, домашних неудобств, сценической необеспеченности и недостаточности, поскольку живёт внутренней работой... но мы-то! Мы ведь не получаем всего того, что могла бы она с радостью подарить миру, будь он чуть приветливее и справедливее!
Голливудские дивы, снявшись в одном фильме, становятся знаменитыми и супербогатыми – дай им Бог! А куда он смотрит, когда делит всем сестрам по серьгам? Или он не любит балет? Да не балет даже – ведь таким личностям подвластна не часть искусства, а всё оно в целом...
Нина Владимировна остаётся преданной своему любимому делу. Сейчас Н+Н Тимофеевы открыли балетную школу-студию, в которой сто учеников. Непросто даётся существование этого центра балета страны. Чтобы выжить, превратили репетиционный зал в зрительский – получилось 120 мест. И вот раз в неделю в этом зале идут спектакли, танцевальные программы. За эти годы их накопилось много – более шести десятков, они помогают оставаться на плаву студии, в которой всё держится на двух самоотверженных балеринах... Они сами шьют костюмы, готовят декорации, даже кулисы и, конечно, сами ставят спектакли!
Это израильское чудо называется просто: “Балетная студия Нина”. Могу только восхищаться такой стойкостью и радоваться за ту сотню счастливчиков, которым повезло быть учениками великого Мастера.
Мир, как был, так и остаётся не на высоте... всегда не хвататает людей такого уровня, которые могут оценить выдающиеся мировые фигуры и создать им условия, обеспечивающие полную отдачу...
Но жизнь и мужество Нины Тимофеевой прощают человечеству его суетливую чёрствость и возвышают его своим талантом.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
FAQ
Поиск
Профиль
Регистрация
Войти и проверить личные сообщения
Вход
